«БибиСева»
| 13:59 | ||
Легендарный Сева входил в наши дома вопреки препятствовавшему тому треску глушилок. Входил естественно, легко и просто, как старый добрый друг, с которым можно всю ночь напролет беседовать о многом. Было четкое ощущение, что сидишь в компании хорошего, интересного, интеллигентного, образованного, умного и остроумного человека. И запретная в Советском Союзе рок-музыка, которую «крутил» Сева, была только одним из поводов для общения. Ведь Новгородцев вплетал в ткань своей беседы массу интересной немузыкальной информации и, самое главное, - прививал критический образ мышления. Почти 15 лет назад состоялось наше с ним знакомство. Произошло это в Киеве, куда Всеволод Борисович прилетел по приглашению Международного центра «Интерньюс» как один из лекторов семинара для диджеев негосударственных радиостанций Украины. Новгородцев входил и в состав жюри конкурса, проведенного среди «семинаристов». Мы с моим коллегой по «Радио РОКС Украина» Олегом Бурениным заняли на этом состязании первые два места и помимо грамот и символических призов получили воистину ценную награду - Всеволод Борисович вызвался разделить с нами эфирный час на волне нашей радиостанции. Часть из того, что легендарный Сева рассказал тогда о своей судьбе, было поведано широкой публике впервые. Привожу отрывки из тех его рассказов. Из морфлота - в музыканты- Я поехал в отпуск в Ленинград, в гости к Давиду Голощекину (известному ныне джазовому мультиинструменталисту и композитору. - С. Г.). По старой памяти ночевал у него под роялем - там у меня постоянное место было. И однажды звонок раздается - Додик получил ангажемент к эстрадному певцу. Кто помнит, был такой Мартик Ованесян, армянский певец, который сладким тенором пел: «Шагай вперед, мой караван. Огни мерцают сквозь туман». И Мартику нужен был новый состав. Ну, мы эту всю ерунду - его программу - за пять дней сделали. Мы же были джазовые музыканты, импровизирующие люди, всё хватали на лету. Отыграли на худсовете, и нам сказали: «Идите в отдел кадров, оформляйтесь». А как «идите оформляйтесь», когда я еще молодой специалист и по распределению работаю в Эстонском пароходстве? Советские законы были очень жестокими: молодой специалист был обязан отработать энное количество лет, потому что государство затратило время на его образование, усилия и средства. Но мне так нужно было в музыканты! Я, наверное, помер бы от разрыва сердца, если бы это не получилось. Перво-наперво я направился к другу отца, влиятельному человеку, директору института, связанного с морским транспортом. Я пришел к нему и говорю: «Дайте мне письмо, что вы затребуете меня на работу. Я вас не буду стеснять, уволюсь в тот же день». Он мне по дружбе это письмо дал. Я приезжаю в Эстонию, бухаюсь отцу в ножки. Он в жизни никаких поблажек не делал, был человеком принципиальным. Я говорю: «Батя, я тут в музыканты собрался уходить. Не держи, отпусти с плота. Я училище закончил, штурманом был, тебя ни в чем не подвел. Теперь хочу уйти». Батя подумал, снял телефонную трубку: «Георгий Иванович, тут от меня сын придет, чем можешь - помоги». Георгий Иванович оказался главврачом местной больницы. Он также немногословно, в сталинских традициях, поднял телефонную трубку и сказал: «Вера Павловна, тут молодой человек придет. Чем можете - помогите». Вера Павловна оказалась врачом-рентгенологом и была виртуозом рентгенологической техники. Через 20 минут я вышел из ее кабинета с блестящей язвой двенадцатиперстной кишки, которая совершенно четко прорисовывалась на рентгеновском снимке. С этой «язвой» и заключением врача я пришел в отдел кадров и говорю: «Я плавать не могу. Всё». Они предлагают: «Ну переведем вас куда-нибудь в коммерческий отдел». Тут же пошел к начальнику пароходства и говорю: «Понимаете, у меня язва, плавать не могу, меня переводят в коммерческий отдел, а это не мое дело». Потом еще стал намекать, что у меня девушка в положении в Ленинграде. Он отвечает: «Не дури, Севка, пошел отсюда! Будешь у меня работать». Но к счастью на следующий день этого начальника вызвали в Москву. Я пошел к его заместителю. Тот ничего не знал. Заместитель начал звонить моему отцу: «Что будем делать, Борис Иосифович?» Отец говорит: «Решайте сами, я не возражаю». И этого было достаточно, чтобы меня отпустили в Ленинград. Техника всего этого дела была в том, что как только вы из той организации, куда вас распределили, ушли, вы уже не молодой специалист. Я прихожу в институт к другу отца - меня утром взяли на работу, а в обед уволили, как и договаривались. Невероятными трудами я освободился от морского флота, потратив на это восемь совершенно титанических дней. Я пришел в «Ленконцерт» и сказал: «Всё, я свободен. Я могу выезжать на гастроли». На что лысый дядька в круглых очках из отдела кадров, бывший кагэбист, возразил мне: «А прописка?» Но это уже другая история. С пропиской мы всё как-то решили. И в конце концов я на гастроли поехал.Первый шаг к эмиграции- В 1972 г. меня переманили к себе «Добры молодцы». И последующие года три я провел с ними на гастролях, сумел перевести их из Читы в «Росконцерт». Мы стали столичной поп-группой первой обоймы, на стадионах играли, ездили по стране - успех, деньги, слава, касса, девушки и так далее. Но случился такой эпизод. Мы попали на Сахалин. Свободомыслие, как ни крути, наступает с Запада на Восток. Хоть у сахалинцев и Япония под боком - с высокой горы в бинокль видать, но всё равно западное растление шло через Москву, через Сибирь. Другими словами, до них оно дошло позже. И когда мы наставили на публику свои наглые австрийские колонки с надписью Montarbo, то в местной партийной прессе появилась статья о том, что вот эти столичные «Добры молодцы» оскорбляют произведения русской народной музыки, исполняя их при помощи этих наглых западных акустических систем. Мы были люди молодые, едкие, остроумные. Всем коллективом написали в газету письмо, где говорилось, что ежедневно тысячи пианистов оскорбляют произведения Чайковского, Глиера и других русских композиторов, исполняя их на роялях фирм Steinway & Sons, Blüthner и прочих. Но последнее слово было за бонзами, потому что они накатали на нас «телегу» в министерство культуры. Ему надо было как-то реагировать. Меня вызвало начальство и говорит: «Сам понимаешь - политика, ничего не поделаешь. Ты только, пожалуйста, не уходи, но руководство придется уступить кому-то другому». И я без бремени этого руководства погрузился в самосозерцание. И потом по системе йогов начал голодать. Сначала три дня, а потом семь. А потом мы в Ростов-на-Дону поехали - на стадионе была легкая работа - и я заголодал вообще на 21 день. На 16-й день у меня было такое космическое прозрение. Я увидел себя со стороны и удивился: «Зачем это я здесь, за какими такими ставками гоняюсь? На каком-то саксофоне играю. Два прихлопа, три притопа. Какой-то успех, девушки, зачем всё это?» И на меня всё это так подействовало сильно, что по окончании гастролей я из «Добрых молодцев» уволился. И сидел дома, играл на флейте, тщательно размышлял. Вот таким был мой первый шаг к эмиграции - переосмысление себя.Провокация кагэбиста- У моей первой супруги, Галочки, возникли неприятности в «Аэрофлоте». Она с французским языком и работала в иностранном отделе. И местный кагэбист почему-то ее невзлюбил. То ли она вызывающе была красива, то ли одевалась слишком хорошо. В общем, он решил от нее избавиться и делал это типично комитетским методом: у нее из ящика рабочего стола исчезла книжка чеков, инвалютных самолетных билетов, тысяч на 10, что ли, тогдашних. И кагэбист начал против моей жены клепать уголовное дело. Она, женщина гордая, видная, вся прямо почернела от страха. Для нее эта тюрьма кончилась бы, наверное, самоубийством. Через несколько дней выяснилось, что кагэбист хотел всего-навсего, чтобы Галочка уволилась по собственному желанию. Книжка эта нашлась. И мы узнали потом, кто ее украл по заданию кагэбиста. И тут у жены произошел страшный слом, она начала меня пилить, что нам надо из страны уехать: подумай, мол, о сыне, пятое, десятое. Отношения у нас с ней были сложные - мы были в разводе, потом снова сошлись, я хотел клеить семью заново, поэтому слова жены имели некоторый вес. И она меня вместе с сестрой пилила на кухне полгода. А потом мне как-то стало всё равно - многие стали собираться куда-то за границу. Ну и я решил вспомнить свое полуеврейское происхождение. Мы послали в Израиль запрос по еврейской линии. И с некоторыми трудами, пробившись над этой проблемой месяца три-четыре, всё-таки «отвалили». 18 ноября 1975 г. мы вылетели из Ленинграда в Вену.Сергей Гаврилов, Европа-Экспресс - Берлин
| ||
| Категория: История, события, люди | Просмотров: 2411 | Добавил: investa24 | Теги: | Рейтинг: 5.0/1 | | ||
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи: Регистрация | Вход
Актуальные предложения | Все
