Подготовка к юбилею больше напоминала пристрелку. Медведев и Путин, для которых уважение к памяти первого президента - важная составляющая собственной легитимности, о своем участии в мероприятии объявили заранее. Третий президент РФ сообщил, что собирается посетить открытие памятника Ельцину в Екатеринбурге и провести там заседание Правозащитного совета. Второй президент намеревался присутствовать в Большом театре на праздничном концерте. Слово свое они сдержали.

Невезучая страна

Однако уже в рядах «Единой России», то есть партии, вроде бы беззаветно преданной Кремлю, наблюдались разброд и шатания. Большинство отмолчалось, а член президиума генсовета ЕР Баринов, отметив, что Ельцин - фигура «слишком неоднозначная», по сути, уклонился от участия в юбилее. В ЛДПР, понятное дело, «не увидели в этом событии праздника, который стоило бы отметить». Предсказуемо откликнулись и коммунисты, задумавшие свое «контр­мероприятие»: акции по поводу 20-й годовщины референдума о сохранении СССР.

Зато чуть ли не впервые после своей отставки о Борисе Николаевиче с теплотой отозвался Михаил Горбачев. Первый и последний президент нерушимого Союза, честно сообщив, что ему трудновато оценивать Ельцина, всё же добавил: «Были моменты, когда он был на высоте  - и в политическом, и в моральном плане». С Михаилом Сергеевичем нельзя не согласиться. В жизни Бориса Ельцина было немало событий, когда он вел себя в высшей степени достойно. Перечислять их можно долго, отметим лишь самые важные. Выступление на пленуме ЦК в октябре 1987 г., когда он резко раскритиковал самого Горбачева. Возвращение в политику в качестве оппозиционера и объявление о выходе из партии. «Стояние на танке» во время августовского путча. Поддержка команды молодых реформаторов во главе с Гайдаром. Последнее выступление в качестве президента.

Перечень ошибок столь же велик, как и список благодеяний. Среди них малодушие, допущенное сразу же после «бунтарской» речи на пленуме. Тяжелейшие кадровые просчеты, после которых стал почти неизбежен кровавый октябрь 1993 г. Преступное решение начать вой­ну с Чечней. Тяжелое пьянство, надолго отрывавшее его от исполнения обязанностей главы государства и обернувшееся политическими галлюцинациями. Нынешняя Россия живет внутри его болезни: разглядеть демократического преемника в Путине мог только человек, который не вполне адекватно воспринимал реальную жизнь.

Как всё это объяснить, не впадая ни в мистику, ни в конспирологию? Как совместить в одной личности столь противоречивые черты: мужество и слабохарактерность, великодушие и самодурство, здравомыслие и помрачение ума? И, если уж называть вещи своими именами, почему он, победитель по натуре, в конце концов проиграл и в конце жизни вынужден был бессильно наблюдать, как меняется, превращаясь в авторитарное государство, та Россия, которую он строил?

Грядущим историкам отчасти будет легче: им откроются  засекреченные архивы проклятых и счастливых 1990-х гг. А нам приходится пока бродить наощупь и подбирать формулировки, более основываясь на чувствах, нежели на точных знаниях. Размышляя о России и ее судьбе.

Что за Россия такая? Это замечательная и хронически невезучая страна. Постоянное невезение, помноженное на тяжкий исторический опыт,  -  отличительная черта государства и общества, которые пытался реформировать Ельцин. И тут, оглядываясь назад, приходишь к неожиданному выводу: многое, в общем, было сделано правильно. Путь, по которому шла страна при Борисе Николаевиче, выбираясь из трясины развитого социализма, был довольно верным путем. А любая последующая принципиальная критика слева, справа и сбоку, подразумевающая, что идти надо было медленнее, быстрее или вбок, при добросовестном анализе оказывается пустой болтовней, дешевым политиканством.

Просто не повезло. Вся постперестроечная карьера первого российского президента - это череда локальных побед, ведущих к полномасштабному поражению. Цепь триумфов, приводящих к разгрому. Сплошные тактические удачи с неизбежным стратегическим проигрышем в конце. Так протекали все схватки Ельцина с его политическими конкурентами, с оппозицией, с врагами. С первого дня.

Победа над Горбачевым, ради которой Борису Николаевичу пришлось распустить Советский Союз, сразу перевела Россию в ранг второразрядных мировых держав; эту простую истину Кремль до сих пор не в силах ни осознать, ни принять. Не жаль империи, туда ей и дорога, но Ельцин, похоже, до самого последнего дня полагал, что, сместив президента СССР, занял именно его пост. Болезненные выпады против друга Билла и унизительные переговоры с МВФ, бряцание ядерным оружием и тоска по кредитам - вся эта психология агрессивного нищего отрабатывалась еще при Горбачеве и усилилась после того, как Россию возглавил Ельцин, а над текстом прощальной речи трудились помощники Михаила Сергеевича. Трагикомедия СНГ, этого странноватого содружества не нужных друг другу, а то и воюющих между собой государств, равно как и неловкие попытки Москвы «вызывать на ковер» разных незалежных руководителей - это тоже было запрограммировано в декабре 1991-го. Как и Чечня.

В пантеоне героев

Этой непонятной до сих пор войне предшествовали давние преступлениями, к которым ни Ельцин, ни только появившаяся на мировой карте Россия не имели никакого отношения. Оккупационные «подвиги» генерала Ермолова, злодейства Сталина, о которых чеченцы всегда помнили, но окончательный счет предъявили российской власти именно в тот момент, когда она устами своего президента предложила всем народам «взять столько суверенитета, сколько сможете». Генерал Дудаев взял больше, чем мог вынести Ельцин, не говоря о его генералах, которые списали под Чечню всю проданную в Германии бронетехнику. Война была порождением безумных взаимных амбиций и коррупции, неизбежной в годы раннего капитализма, но лишь немногие в те годы могли предсказать, что бойня перерастет во всероссийскую катастрофу. К этим немногим Борис Николаевич не прислушался.

Не повезло согражданам с Ельциным и в благородном деле построения капитализма в отдельно взятой посткоммунистической стране. Здесь тоже бессмысленно искать виновных: счастливое общество, где человек человеку волк, было построено по лучшим западным рецептам и в сроки рекордно сжатые. Приватизация стахановскими темпами, свобода слова, черный нал, массовое ограбление трудящихся, олигархи - все явились вдруг, как черти из табакерки. Из книжек Фридмана, из книжек Хайека, из книжек Вебера, из ветхих большевистских книжек... Доводилось читать о том, что бывший секретарь обкома никакого другого капитализма, кроме того, что изучался в ленинском университете миллионов, построить и не мог,   - но это вздорные шутки. Мог, но в Чехии. А надо было в России.

Беда заключалась в том, что реформировать пришлось совершенно растленное государство, прогнившее сверху донизу, державу смекалистых взяточников и воров. Других там, наверху, почти не было и быть не могло: процесс быстрого перерождения редких демократических особей, долетевших до каких-нибудь мэрских кресел, россияне с грустью наблюдали в середине 1990-х гг. Ворье сидело почти в любом мало-мальски руководящем кресле. Это и был капитализм, построенный Ельциным, но винить его в этом бессмысленно: при любом президенте, при любом строе, вспомним хоть брежневский, вглядимся хоть в путинский, ничего иного не получалось.

Так какие же предварительные итоги мы подведем сегодня, в дни ельцинского юбилея, никак не претендуя на всезнание и исторический размах? Будем размышлять о печальной судьбе неудачника на российском троне? И в будущее заглянем с тем же чувством тоскливой безнадеги? Нет, всё-таки с надеждой.

Если в человеческой Истории есть какой-нибудь смысл, то это  - движение народов к свободе. От позорного рабства к бесчеловечному феодализму, от феодализма к беззастенчивому ограблению трудящихся, от первобытно-общинного коммунизма или фашизма - к демократии. История движется зигзагами, то срываясь в пропасть несвободы, то выкарабкиваясь из бездны. Схожими путями, усугубленными постоянным невезением, движется и российская история.

На Западе повороты к свободе называют прогрессом. В России - чудом. О чуде речь и сегодня, когда Россия отмечает 80-летие Бориса Николаевича Ельцина. О том, что он, сгибаясь под тяжестью непосильной ноши, всё-таки жил и правил в стране, где существовала реальная свобода со многими ее атрибутами, начиная с независимых от государства СМИ и почти настоящих выборов. В этом, наверное, заключалась его историческая роль: хоть на несколько лет освободить Россию от рабской традиции. Показать, что это вообще возможно в стране, где данная традиция существовала веками, практически не прерываясь. 

Борис Николаевич пришел «дать нам волю», подобно шукшинскому герою, - такова, по-моему, была его историческая роль в пьесе, чей жанр до сих пор трудно определить, поскольку конца ей не видно. Но если России всё же суждено подлинное возрождение, то имя Бориса Ельцина займет в ее истории подобающую роль. В пантеоне героев, в этом недлинном списке великих и невезучих людей, приближавших свободу.